Неточные совпадения
— Нынче безлесят Россию, истощают
в ней почву, обращают
в степь и приготовляют ее для калмыков. Явись человек с надеждой и посади дерево — все засмеются: «Разве ты до него доживешь?» С другой стороны, желающие добра толкуют о том, что будет через тысячу лет. Скрепляющая идея совсем пропала. Все точно на постоялом дворе и завтра собираются вон из России; все
живут только бы с них достало…
Некоторые постоянно
живут в Индии и приезжают видеться с родными
в Лондон, как у нас из Тамбова
в Москву. Следует ли от этого упрекать наших женщин, что они не бывают
в Китае, на мысе Доброй Надежды,
в Австралии, или англичанок за то, что они не бывают на Камчатке, на Кавказе,
в глубине азиатских
степей?
Несомненная истина, что на горелом месте никакая птица гнезда не вьет; иногда это может показаться несправедливым, потому что птица
живет и выводится, очевидно, на паленых
степях; но я внимательным изысканием убедился, что гнездо всегда свивается на месте не паленом, хотя бы оно было величиною
в сажень, даже менее, и обгорело со всех сторон.
Впрочем, болотные кулики неразборчивы; они
живут во всяких болотах:
в топких, грязных, кочковатых, мокрых и сухих, даже
в открытой ковылистой
степи, около какой-нибудь потной низменности или долины, обросшей кустами, только бы не мешали им люди.
Конечно, кроншнеп
живет же
в степи, но зато там хотя сухо да просторно, и притом он,
в известные времена года, бывает постоянным посетителем мокрых и мягких берегов всяких вод.
Вообще кречеток очень мало, и они имеют ту особенность, что никто из охотников не видывал их прилета и отлета, между тем как они не пролетная дичь; напротив, выводят у нас детей постоянно, и всякий охотник каждый год встречал кречеток
в степи, где они всегда
живут вместе с степными куликами, так же как чибисы — вместе с болотными.
В строгом смысле нельзя назвать это разделение совершенно точным, потому что нельзя определить с точностью, на каком основании такие-то породы птиц называются болотною, водяною, степною или лесною дичью, ибо некоторые противоположные свойства мешают совершенно правильному разделению их на разряды: некоторые одни и те же породы дичи
живут иногда
в степи и полях, иногда
в лесу, иногда
в болоте.
— Помилуйте, Нина Леонтьевна, да зачем же я сюда и приехал?.. О, я всей душой и всегда был предан интересам горной русской промышленности, о которой думал
в степях Северной Америки,
в Индийском океане, на Ниле: это моя idee fixe [Навязчивая мысль (фр.).]. Ведь мы
живем с вами
в железный век; железо — это душа нашего времени, мы чуть не дышим железом…
— Нет-с, они добрые, они этого неблагородства со мною не допускали, чтобы
в яму сажать или
в колодки, а просто говорят: «Ты нам, Иван, будь приятель: мы, говорят, тебя очень любим, и ты с нами
в степи живи и полезным человеком будь, — коней нам лечи и бабам помогай».
— Что же, вам понравилось или нет
в степи жить?
Вглядываясь
в жизнь, вопрошая сердце, голову, он с ужасом видел, что ни там, ни сям не осталось ни одной мечты, ни одной розовой надежды: все уже было назади; туман рассеялся; перед ним разостлалась, как
степь, голая действительность. Боже! какое необозримое пространство! какой скучный, безотрадный вид! Прошлое погибло, будущее уничтожено, счастья нет: все химера — а
живи!
— Это ничего, — ответил он мне с очаровательной улыбкой. — Вы, пожалуйста, не стесняйтесь этим! У нас
в степях в этом отношении такой обычай: где едят, там и мерзят, у кого
живут, того и ругают…
По реке и окружающим ее инде болотам все породы уток и куликов, гуси, бекасы, дупели и курахтаны вили свои гнезда и разнообразным криком и писком наполняли воздух; на горах же, сейчас превращавшихся
в равнины, покрытые тучною травою, воздух оглашался другими особенными свистами и голосами; там водилась во множестве вся степная птица: дрофы, журавли, стрепета, кроншнепы и кречетки; по лесистым отрогам
жила бездна тетеревов; река кипела всеми породами рыб, которые могли сносить ее студеную воду: щуки, окуни, голавли, язи, даже кутема и лох изобильно водились
в ней; всякого зверя и
в степях и лесах было невероятное множество; словом сказать: это был — да и теперь есть — уголок обетованный.
«
Жили на земле
в старину одни люди, непроходимые леса окружали с трех сторон таборы этих людей, а с четвертой — была
степь.
У меня
в душе
жили и южное солнце, и высокое синее небо, и широкая
степь, и роскошный южный лес…
Калмыки люди совершенно свободные и
в калмыцких
степях имеют свои куски земли или служат при чьих-либо табунах из рода
в род, как единственные знатоки табунного дела. Они записаны
в казаки и отбывают воинскую повинность, гордо нося казачью фуражку и серьгу
в левом ухе. Служа при табунах, они поселяются
в кибитках, верстах
в трех от зимовника, имеют свой скот и
живут своей дикой жизнью
в своих диких
степях.
Будто во времена Батыя
живешь, когда очутишься за Гремячей,
в калмыцких улусах, и когда доберешься до Дербентов,
в степи Астраханские!
Неудержимо потянула меня степь-матушка. Уехали мы со скорым поездом на другое утро — не простился ни с кем и всю Москву забыл. Да до Москвы ли! За Воронежем
степь с каждым часом все изумруднее… Дон засинел… А там первый раз
в жизни издалека синь море увидал. Зимовник оказался благоустроенным. Семья Бокова приняла меня прекрасно… Опять я
в табунах — только уж не табунщиком, а гостем.
Живу — не нарадуюсь!
Как говорила стоустая молва, он и
жить пошел с того, что зарезал
в степи какого-то богатого киргиза.
— Страхи —
в лесах
живут, — скучновато сказал Пётр. —
В степи — какой же страх? Там — земля, да небо, да — я.
Троп русачьих нет, потому что они
живут по открытым
степям и горам, где никакие кусты и деревья не заставляют их ходить по одному и тому же месту; но зато русаки иногда имеют довольно постоянные денные лежки
в выкопанных ими небольших норах,
в снежных сугробах или
в норах сурочьих; тут натоптываются некоторым образом такие же тропы, как и
в лесу, и на них-то ставят капканы; но по большей части ловят русаков на крестьянских гумнах, куда ходят они и зимою кушать хлеб, пролезая для того,
в одном и том же месте, сквозь прясла гуменного забора или перескакивая через него, когда он почти доверху занесен снегом.
Грезы мешаются с действительностью; так недавно еще
жил жизнью, совершенно непохожей на эту, что
в полубессознательной дремоте все кажется, что вот-вот проснешься, очнешься дома
в привычной обстановке, и исчезнет эта
степь, эта голая земля, с колючками вместо травы, это безжалостное солнце и сухой ветер, эта тысяча странно одетых
в белые запыленные рубахи людей, эти ружья
в козлах.
Зиму
жили мы
в городе и с весны
в степь уезжали, так я
в степи и вырос.
О, если б мог он, как бесплотный дух,
В вечерний час сливаться с облаками,
Склонять к волнам кипучим жадный слух
И долго упиваться их речами,
И обнимать их перси, как супруг!
В глуши
степей дышать со всей природой
Одним дыханьем,
жить ее свободой!
О, если б мог он,
в молнию одет,
Одним ударом весь разрушить свет!..
(Но к счастию для вас, читатель милый,
Он не был одарен подобной силой...
Надо не
жить, надо слиться
в одно с этой роскошной
степью, безграничной и равнодушной, как вечность, с ее цветами, курганами и далью, и тогда будет хорошо…
Этот простор, это красивое спокойствие
степи говорили ей, что счастье близко и уже, пожалуй, есть;
в сущности, тысячи людей сказали бы: какое счастье быть молодой, здоровой, образованной,
жить в собственной усадьбе!
«Да! Так вот раз ночью сидим мы и слышим — музыка плывет по
степи. Хорошая музыка! Кровь загоралась
в жилах от нее, и звала она куда-то. Всем нам, мы чуяли, от той музыки захотелось чего-то такого, после чего бы и
жить уж не нужно было, или, коли
жить, так — царями над всей землей, сокол!
Живешь, точно на даче, идеальной даче. Погода прелестная. На высоком голубом небе ни облачка. Солнышко высоко над головой и заливает своим ослепительным светом водяную
степь, на которой то и дело блестит перепрыгивающая летучая рыбка или пускает фонтан кит, кувыркаясь
в воде.
В Сибири, на Севере и
в широких
степях заволжских, кто
живет за полтораста, за двести верст, тот ближний сосед, а родство, свойство и кумовство считается там чуть не до двадцатого колена.
Бежать отсюда, бежать подальше с этой бледной, как смерть, забитой, горячо любимой женщиной. Бежать подальше от этих извергов,
в Кубань, например… А как хороша Кубань! Если верить письмам дяди Петра, то какое чудное приволье на Кубанских
степях! И жизнь там шире, и лето длинней, и народ удалее… На первых порах они, Степан и Марья,
в работниках будут
жить, а потом и свою земельку заведут. Там не будет с ними ни лысого Максима с цыганскими глазами, ни ехидно и пьяно улыбающегося Семена…
Учить их тут
в степи негде, отдать
в Новочеркасск
в ученье — денег нет, и
живут они тут, как волчата.
С ними ничего нельзя было поделать, при слабости государственного порядка, при отсутствии границ
в степи. К тому же они приносили существенную пользу своею борьбою с татарами и заселением травянистых пустынь. Вот почему правительство вскоре бросило мысль «казнить ослушников, кто пойдет самодурью
в молодечество». Оно стало прощать казакам набеги и принимало их на свою службу, с обязательством
жить в пограничных городах и сторожить границы.
— Не понимаю! — пожала плечами Иловайская. — Вы едете
в шахты. Но ведь там голая
степь, безлюдье, скука такая, что вы дня не
проживете! Уголь отвратительный, никто его не покупает, а мой дядя маньяк, деспот, банкрот… Вы и жалованья не будете получать!